– Ваша милость говорите сущую истину, – ответил мальчик, – только кончилось то дело совсем по другому, чем вы думаете.
– Как, по другому? – воскликнул Дон-Кихот, – разве негодяй тебе не заплатил?
– Не только не заплатил, – возразил мальчик, – но, как только ваша милость выехали из леса и мы с ним остались одни, он схватил меня, привязал опять к тому же дубу и так драл меня ремнями, что содрал с меня кожу, как со святого Варфоломея; и при каждом ударе он страх как потешался над вами, так что, не будь мне больно боков, я бы сам от души посмеялся над его шуточками относительно вас! В конце концов, он довел меня до того, что мне пришлось потом лечь в больницу и лечиться от побоев, которые нанес мне этот злой человек. И во всем этом виноваты ваша милость; ехали бы вы своею дорогой и не совались бы в чужие дела, где вас не спрашивают, тогда мой хозяин дал бы мне дюжину или две ударов плеткою, а потом отпустил бы и заплатил мне жалованье. А ваша милость совсем некстати явились и обругали его, вот он и взбесился, а так как вам он отомстить не мог, то вся туча разразилась надо мною, оттого-то я теперь и стал на весь век не человек.
– Я дурно сделал, что рано уехал, – сказал Дон-Кихот, – и не подождал, пока он тебе заплатит. Мне из долгого опыта следовало бы знать, что чернь никогда не держит своих обещаний, если не видит в том своей выгоды. Но ты помнишь, Андрей, что я поклялся, если он не заплатит тебе, отыскать его, хотя бы он спрятался во чреве китовом.
– Да, это правда, – ответил Андрей, – но пользы-то от этого никакой не будет.
– А вот ты скоро увидишь, будет ли от этого польза или нет, – сказал Дон-Кихот; с этими словами он быстро встал, позвал Санчо и приказал ему оседлать Россинанта, пасшегося на лугу во время отдыха. Когда Доротея спросила его, что он намерен делать, Дон-Кихот ответил, что он намерен отыскать мужика, наказать его за жестокость и заставить заплатить Андрею до последнего мараведиса, хотя бы все мужики в мире воспротивились этому. Но она напомнила ему, что по данному им обещанию он не может пускаться ни в какое предприятие, пока не окончит ее дела, и что, зная это лучше всех остальных, он должен подавить свое справедливое негодование до возвращения из ее королевства.
– Согласен, – ответил Дон-Кихот, – Андрею нужно, стало быть, потерпеть до моего возвращения, как говорите ваша милость; но я вновь обещаю и клянусь не успокоиться до тех пор, пока он не получит должного отмщения и своего жалованья.
– Что пользы мне от этих клятв, – возразил Андрей, – мне бы хотелось лучше получить не мщение, а с чем бы добраться до Севильи. Если у вас есть, дайте мне что-нибудь поесть или сколько-нибудь денег, и да сохранит вас Бог, а также и странствующих рыцарей, которым я желаю столько же добра, сколько я его от них видел.
Санчо вынул из сумки ломоть хлеба и кусок сыра и, подавая их мальчику, сказал:
– Возьмите, мой брат Андрей, и тогда каждому из нас выпадет своя доля в наших невзгодах.
– А какая же ваша доля? – спросил Андрей.
– Эта доля сыра и хлеба, которую я вам отдаю, – ответил Санчо, – Бог знает, будут ли они еще у меня или нет, потому что, должен я вам сказать, мой друг, нам, оруженосцам странствующих рыцарей, приходится терпеть и голод, и нищету, и многое другое, что лучше чувствуется, чем говорится.
Андрей взял хлеб и сыр и, видя, что больше ничего ему не получить здесь, опустил голову, повернулся и приготовился навострить лыжи. Однако, уходя, он снова оборотился и сказал Дон-Кихоту:
– Ради Бога, господин странствующий рыцарь, если вы встретите еще раз меня, не вздумайте опять помогать мне, хотя бы вы увидали, что меня раздирают на куски; оставьте лучше меня с моей бедой, потому что от вашей помощи мне будет только хуже; и да покарает и истребит Господь вашу милость со всеми странствующими рыцарями вместе, которые когда-либо родились на свет.
Дон-Кихот встал и хотел было наказать дерзкого мальчишку, но он так проворно припустился бежать, что догонять его никто не решился. Сгорая от стыда, рыцарь остался на месте, и всем присутствующим стоило порядочных усилий удержаться от смеха, чтобы не разгневать его окончательно.
Покончив с пышной трапезой, путешественники живо оседлали своих животных и без всяких достойных рассказа приключений прибыли на другой день на постоялый двор, столь страшный для Санчо Панса. Он бы не переступил и порога его, но этой неприятности нельзя было избежать. Хозяин, хозяйка, их дочь и Мариторна, издали увидавшие Дон-Кихота и Санчо, вышли к ним навстречу и приняли их с изъявлениями живейшей радости. Наш рыцарь принял их с важным и величественным видом и приказал приготовить лучшую постель, чем прошлый раз. Хозяйка ответила ему, что если он заплатит, лучше, то найдет княжеское ложе. Дон-Кихот обещал заплатить, и ему приготовили сносную постель на чердаке, уже служившем раз его опочивальней; рыцарь тотчас же улегся, потому что его тело было в таком же плохом положении, как и его ум.
Как только он затворил за собой дверь, хозяйка подошла к цирюльнику, подскочила к самому его лицу и, вцепившись обеими руками в бороду, закричала:
– Довольно вам, право, устраивать бороду из моего хвоста, отдавайте его сейчас же! И так просто стыд – гребень моего мужа весь в грязи, потому что нет хвоста, на который я его нацепляла.
Однако сколько она ни тащила, цирюльник не давал ей оторвать у него бороду, пока, наконец, священник не сказал ему, что он может отдать свою бороду, так как теперь ему нет надобности продолжать хитрость, и он может показаться в своем обыкновенном виде. – Дон-Кихоту же вы скажете, – прибавил он, – что после того, как вас ограбили каторжники, вы убежали и скрылись на этом постоялом дворе; а если он осведомится, куда девался оруженосец принцессы, то мы скажем, что он отправился вперед, чтобы возвестить жителям ее королевства ее прибытие в сопровождении их общего освободителя.